Мелитополь: город-мистификатор

Разговор о моем, пожалуй, самом любимом [не считая, конечно, Запорожья] городе я предлагаю начать… нет, не с мелитопольской черешни, а, скажем… с памятника Остапу Бендеру, установленному в центре Медового города на берегу Молочной реки, как нередко Мелитополь – на греческий манер, называют сами мелитопольцы. Ведь Μελιτοπόλη – это и есть «Медовый город», а не город миллиона, как может послышаться кому-то, тополей.

Простаки из Медового города

Если нет возражений, предлагаю для разминки ума задуматься над вопросом: а бывал ли Великий комбинатор в Мелитополе?

Но, чтобы читатели уж очень сильно не ломали голову, помогу с ответом: в бессмертных ильфо-петровских романах о похождениях Остапа Бендера известий о странствиях сына турецкоподданного по Таврии, где и пребывает любимый мной Мелитополь, я не обнаружил.

Тем не менее, мелитопольцы искателю стульев, которые некогда принадлежали теще Кисы Воробьянинова, памятник таки поставили. Несмотря на то, что такой чести больше заслуживает, пожалуй, Шура Балаганов. Ведь именно он прославил Мелитополь.

Причем дважды.

Если по тексту:

«Балаганов скорбно покачал головой. Из мировых очагов культуры он, кроме Москвы, знал только Киев, Мелитополь и Жмеринку»;

«Нашли дураков! – визгливо кричал Паниковский. – Вы мне дайте Среднерусскую возвышенность, тогда я подпишу конвенцию». «Как? Всю возвышенность? – заявил Балаганов. – А не дать ли тебе еще Мелитополь в придачу?»

Таким образом, история с мелитопольским памятником Великому комбинатору напоминает разговор двух старых ворошиловских стрелков, задержавшихся возле памятника Пушкину:

– Смотри, Гордеич, несправедливость какая: попал-то Дантес, а памятник Пушкину поставили.

Кстати, я не сразу понял, для чего авторы романа заставили Балаганова о Мелитополе вспомнить. Но потом сообразил: они таким образом хотели подчеркнуть, что в Медовом городе живут… доверчивые люди.

Простаки, грубо говоря, которых запросто могут объегорить… мнимые сыновья лейтенанта Петра Шмидта.

Напомню: зоны влияния, выражаясь современным языком, делили как раз они – разнокалиберные отпрыски мятежного лейтенанта-черноморца, проживавшего одно время в городе Бердянске, где его отец, тоже Петр Шмидт, градоначальствовал и командовал торговым портом.

Искали Милетополь, а нашли… Мелитополь

Однако не такими уж наивными были мелитопольцы. Напротив: они были великими… мистификаторами, равных которым не знает история освоения таврийско-запорожских земель.

Разъясню, что я имею в виду, на основании фактов.

В поданной 7 февраля 1784 года князем Григорием Потемкиным Екатерине Второй реляции относительно административного устройства Таврии предлагалось один из уездов назвать… Мелитопольским. И специально для него «построить город на Молочных водах, наименовав оный Мелитополь». Получается, эту реляцию можно считать первым историческим документом, свидетельствующим о появлении Медового города на Молочных водах, как в те отдаленные от нас времена именовалась река Молочная. Тем паче, что на следующий день, 8 февраля 1784 года, императорский указ «О составлении Таврической области из 7 уездов, и об открытии Присутственных мест в оных городах» появление Мелитопольского уезда в Российской империи было официально узаконено.

Первое же упоминание о Мелитополе – как о реально существующем городе, мелитопольский краевед и знаток мелитопольской старины Николай Крылов обнаружил в сенатском указе «О присылке денег в Государственный Земельный банк через почту» от 4 октября 1787 года: в числе городов, из которых ожидалось поступление денег, как раз и был назван Мелитополь.

А вот ведомостей о получении денег из Мелитополя в фондах Земельного банка обнаружить не удалось.

Неужели мелитопольцы их зажали?

Не зажали. Просто они со своим городом существовали на тот момент… только на бумаге: в 1784 году город на Молочной не появился.

Вышло тогда так, подчеркнул младший научный сотрудник Мелитопольского городского краеведческого музея Роман Клочко, к которому я обратился за разъяснениями, что Мелитопольский уезд существовал, а город Мелитополь… отсутствовал.

Столицей мелитопольского уезда сначала был Токмак, затем Орехов – первый, к слову заметить, город Запорожской области, появившийся первее Запорожья [тогда – Александровска].

По замечанию моего собеседника, трудно теперь понять, почему город на Молочной реке не был создан незамедлительно, как того требовал указ императрицы.

А потом, пожалуй, было не до него: разразилась война с Турцией.

Но это еще не все. Мне приходилось читать, что Екатерина Вторая и князь Потемкин-Таврический посылали правителя Таврической области Василия Каховского искать следы древнего города на Молочном озере [лимане], который будто бы назывался… Милетополем.

Основали его якобы выходцы из греческого города Милета [находился на территории нынешней Турции], которые и назвали его в честь своей заморской родины.

По другой версии, Милетополем называлась древняя Ольвия [располагалась к югу от современного Николаева], а на Молочной [и на Молочном озере, соответственно] поселений греческих не имелось: слишком далеко эта местность находится от моря, а при выборе места для заклдаки города наличие моря для греков-мореходов имело едва ли первостепенное значение.

Тем не менее, какое-то греческое поселение в окрестностях нынешнего Мелитополя имелось: амфоры греческие в пригороде Медового города найдены были.

Теперь мне остается объяснить, как Милетополь – исключительно степной город, где пчел отродясь не имелось, Медовым стал.

Это светлейший князь Потемкин-Таврический перед императрицей выслужился таким образом: зная, что на печати Екатерины Второй изображен пчелиный улей, он и подкорректировал название будущего города, превратив его из Милето поля в Мелито поль.

На краю Дикого поля

В изданном в 1898 году «Очерке Мелитополя и его уезда» Павла Дзяковича я обнаружил любопытное – напрямую связанное с темой нашего разговора, уточнение: «…до уничтоженія запорожской сѣчи въ 1775 году, мѣсто нынѣшняго Мелитополя было, въ смыслѣ поселениія, необитаемо и составляло часть так называемаго дикаго поля, и только послѣ разгрома Сѣчи сюда подвинулась Ногайская орда, осѣвшая аулами въ нынѣшнихъ Мелитопольскомъ и Бердянскомъ уѣздахъ».

Аул, который на берегу Молочной – на краю Дикого поля, по сути, основали ногайцы, назывался Кизияр [Кизиярская балка существует в Мелитополе поныне]. А в 1814 году суворовские солдаты основали в Мелитопольском уезде, вероятно, на месте Кизияра [ногайцы к этому времени переселились в Турцию] селение Новоалександровку – в противовес Александровке старой: уездному Александровску, то есть, нынешнему Запорожью.

В 1842 году Новоалександровку переводят в разряд городов, назначают центром Мелитопольского уезда и переименовывают… в Мелитополь.

Хотя в народе, неофициально, Медовый город у Молочных вод нередко называли как Кизияром, так и Новоалександровкой.

***

Легенды Мелитопольского края

Главными героями их будут греческий пират, убитый на дуэли великий русский поэт, премьер-министр России, предок основателя первого украинского заповедника и… бывший канцлер Германии.

К практически не используемому в современной журналистке жанру «легенда» я решил прибегнуть по единственной причине: некоторая информация, которую я обнародую ниже, не нашла документального подтверждения у историков.

А теперь позвольте представить человека, который будет нас сопровождать в странствиях по Мелитопольщине. Это Николай Крылов, ученый, краевед, автор многочисленных публикаций по истории Медового города и его окрестностей. О Мелитополе и Мелитопольском районе Николай Владимирович может рассказывать бесконечно долго. И бесконечно интересно. Я же использую только его рассказы о трех мелитопольских селах. С ними и связаны сегодняшние легенды.

Первую из них предлагаю озаглавить так:

«Где начались реформы Столыпина и где мог избежать гибели Михаил Лермонтов?»

Речь – о селе Мордвиновка на левом берегу Молочной реки, которая через три километра впадает в Молочный лиман.

Первоначально земли на берегу Молочной – возле старого Овечьего брода, получил в собственность видный деятель греческого национально-освободительного движения против турецкого ига Ламброс Кацонис [или Ламбро Качиони]. В 1770-1774 годах он участвовал в военных действиях русской армии в Пелопоннесе и Эгейском архипелаге. После окончания русско-турецкой войны [1768-1774 г.г.] переселился в Россию. Во время следующей турецкой кампании [1787-1792 г.г.] организовал отряд греков, который однажды на лодках захватил турецкое судно. Трофейный корабль переименовали в крейсер «Князь Потемкин-Таврический» и, добавив к нему еще два десятка кораблей, передали под командование Кацонису. Тот и руководил этой корсарской флотилией, воевавшей под андреевским флагом.

За военные заслуги удачливому греку [его имя носит военно-морской флот Греции] было пожаловано поместье в Крыму – на территории нынешней Ливадии. Землю же у Овечьего брода он продал графу Николаю Мордвинову, награжденному высшим российским орденом святого Андрея Первозванного. Во время второй турецкой компании граф, командуя Лиманской флотилией, возглавлял осаду с моря, бомбардировку и штурм крепости Очаков.

А когда летом 1826 года выносился приговор декабристам, Николай Семенович оказался единственным членом Верховного уголовного суда, отказавшимся подписать смертный приговор мятежникам.

В 1811 году граф выдает замуж свою дочь Веру за сенатора Аркадия Столыпина и в качестве приданного за нее передает зятю свои земли на Молочной, на которых только-только заселились первые крепостные. Так Мордвиновка, долгое время остававшаяся единственным русским [и православным, естественно] селом Мелитопольского уезда, перешла в собственность семьи будущего премьер-министра России Петра Столыпина, вошедшего в историю в первую очередь земельной реформой, которую в честь него стали называть Столыпинской.

Реформа провозглашала ряд мер по разрушению коллективного землевладения сельского общества и созданию класса крестьян – полноправных собственников земли. Премьер-реформатор, в частности, категорически заявлял, что «каждый домохозяин, владеющий землей на общинном праве, может… требовать укрепления за собой в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли». Первым селом Российской империи, где Петр Столыпин и решил опробовать свою реформу, как раз и стала Мордвиновка. А для того, чтобы показать мордвиновскому люду, как нужно работать на землице собственной, отдельный участок получил немец из ближайшей колонии, которых на территории Мелитопольского уезда насчитывалось, если не ошибаюсь, несколько десятков.

Но это еще не все! Сестра сенатора Аркадия Столыпина Елизавета была замужем за капитаном Преображенского полка Михаилом Арсеньевым и родила дочь Марию, которая вышла замуж за Юрия Лермонтова – отца Михаила Лермонтова [застреленный на дуэли поэт и владевший Мордвиновкой премьер-реформатор были троюродными братьями]. Мало того, в ближайшем окружении поэта находился Алексей Столыпин, вошедший в историю под прозвищем Монго. Внук [по матери] графа Николая Мордвинова, он приходился двоюродным дядей Михаилу Лермонтову [и, соответственно, Петру Столыпину].

Со своим племянником и однополчанином Михаилом Лермонтовым Монго пребывал пару лет в Царском Селе. Вместе с ним Лермонтов участвовал в экспедиции в Чечню. С 20 мая 1841 они жили вместе в Пятигорске. Откуда Монго мог бы, отговорив поэта от дуэли, увезти его в мелитопольскую Мордвиновку. Вместо этого дядюшка согласился стать негласным секундантом на дуэли Лермонтова.

Далее в нашем повествовании фигурировать будет еще одна весьма известная в дореволюционной России семья.

Называться связанная с ней легенда будет:

«Где и почему немцы Фейны стали Фальц-Фейнами?»

Согласно информации, обнародованной херсонским историком-краеведом Павлом Ивановым-Остославским на историко-генеалогическом сайте «Родовое гнездо», родоначальником семейства, один из потомков которого станет основателем первого украинского заповедника «Аскания Нова», является Йоганн Фейн из герцогства Вюртенберг. Родился Йоган в 1743 году, а в девятнадцатилетнем возрасте вынужден был уехать из Германии. Причиной отъезда послужила, случившаяся с ним трагическая история. Обладавший отменным здоровьем Йоганн служил в гвардии герцога Вюртенберского, и тот, проходя однажды перед строем, обратил на него внимание, предложив ему должность личного телохранителя. Однако позже у богатыря-гвардейца случился конфликт с адъютантом герцога и в порыве гнева Йоган Фейн ударил офицера штыком.

Воспользовавшись приглашением российского императорского двора, зазывавшего немцев в Россию, Йоган перебрался в таврические степи, создав на хуторе под названием Елизабетфельд свое хозяйство.

Его сын Фридрих основал собственное дело и стал разводить овец, став вскоре крупнейшим овцеводом Юга России.

Будучи в Одессе на ярмарке, он познакомился с земляком – немецким колонистом Йоганом Пфальцем. Со временем дочь Фейна, Элизабет, вышла замуж за Пфальца. Фридрих Фейн из-за неудобности для русского произношения фамилии Пфальц, предложил зятю убрать из нее звук «п». И Пфальц превратился в Фальца.

А мне остается добавить, что хутор Елизабетфельд – это мелитопольское село Возрождение. Находится оно неподалеку от многострадальной Новобогдановки.

К сожалению, в Возрождении ничто нынче не напоминает о том, что когда-то это было родовое поместье семьи Фальц-Фейнов: ни одного здания с тех пор не сбереглось. А вот в селе Трудовом со времен хозяйствовавших тут немцев-меннонитов кое-что осталось.

Чем заинтересовало меня оно, я объясню в заключительной легенде:

«Где искать своих предков бывшему канцлеру Германии?»

Я уже говорил о том, что именно по причине дефицита собственных людских ресурсов в Россию потянулись жители западноевропейских государств. Среди переселенцев были и представители этноконфессиональной группы меннонитов.

Только в долине реки Молочной к середине ХІХ века они основали 56 колоний.

Имея значительные сельскохозяйственные традиции и получив ряд льгот от правительства, меннониты привнесли в экономику региона ряд нововведений. Среди наиболее значительных автор исследования «Приключения немцев-меннонитов на южных землях российской империи» мелитопольский краевед Николай Крылов [он, напомню, согласился быть нашим экспертом-консультантом] отмечает введение четырехпольной системы земледелия и черного пара, выведение породы крупного рогатого скота, известной теперь как украинская красная степная, орошение лугов и удобрение полей, строительство Токмакской железной дороги, создание Старобердянского и Алтагирского лесничеств.

На рубеже двадцатых-тридцатых годов позапрошлого столетия появились меннонитские хутора и в бассейне реки Тащенак. Включая поселение Нейтейх Давида Шредера. После установления советской власти здесь разместилась колония НКВД, существовавшая до 1959 года. По сей день в Нейтейхе [нынешнее село Трудовое] сохранилось несколько меннонитских жилых и хозяйственных построек.

Исследование территории поселения позволило отыскать меннонитское кладбище и три надгробные плиты с него. При этом лишь одна из плит находилась недалеко от кладбища. Это надгробие Хелены Шредер, умершей восьми месяцев от роду [19 января 1871 года]. Надгробную же плиту Петра Генриховича Шредера [23.09.1838 – 31.08.1896] обнаружили в… плотине одного из местных прудов.

– Давид Шредер, – интересуюсь у моего эрудированного собеседника, – может быть родственником бывшему федеральному канцлеру Германии Герхарду Шредеру?

– Никем это не доказано.

– Но и не опровергнуто?

– Не опровергнуто! – соглашается наш ученый эксперт.

…Ну, вот, как я и намеривался, мы в наших странствиях по мелитопольской земле обошлись без упоминания о знаменитой мелитопольской черешне.

А разве можно представить Мелитополь без нее? Правильно, нельзя. Поэтому принимаю на себя обязательство рассказать о черешне из Медового города в следующий раз.

Владимир ШАК

Мелитополь, центральная площадь, 2 апреля 2019