Как святой Федот на Азовском море косу получил

Рассказывают, что в старину жених при выборе невесты особое внимание обращал… на ее косу. Считалось, что обладательница роскошной косы наделена Богом особыми жизненными силами и способностями. А если наше, любимое всеми, Азовское море в шутку с невестой сравнить? Представляете, какими необыкновенными качествами наделила его Природа, наградив аж… восемнадцатью косами. И одна другой краше.

Три из этих кос находятся в непосредственной близости от Запорожья. Это Бердянская коса, Обиточная и Федотова. Причем у находящейся в курортной Кирилловке Федотовой косы разные ее участки имеют собственные названия: Пересыпь, непосредственно Федотова и остров Биричюй, давно не являющийся островом – море его соединило с косой песчаной перемычкой.

Все три запорожские косы [они полностью расположены на территории Запорожской области] пребывают в устье рек и являются как бы продолжением их правых берегов. Но название по имени этих рек имеют только две косы: Бердянская – по имени реки Берды, и Обиточная – по имени Обиточной. А с Федотовой косой, находящейся возле Молочного лимана, в который впадает река Молочная, возникает закавыка: она не называется Молочной.

В честь какого же Федота она имя получила?

Федот… именно тот

«Федот, да нет», – так принято говорить о человеке, который в жизни оказывается совсем не тем, за кого себя выдавал [кстати, полностью эта крылатая фраза звучит так: «Кума, да не та; Федот, да не тот»]. В таком случае, можем ли мы предположить, на какого конкретно Федота нужно быть похожим, чтобы к тебе ни у кого не возникло претензий?

Лично я предполагаю, что именно таким человеком был Федот (Феодот) Анкирский. Много столетий назад – в третьем веке нашей эры, он жил в Анкире Галатийской, которая находилась на территории современной турецкой столицы – города Анкара.

Феодот из Анкиры был не бедным человеком и даже содержал гостиницу [или отель, каких много на косе, названной, чуть приоткрою секрет, именно в честь него)]. При этом, не ставя целью обогатиться за счет постояльцев, он часто беседовал с ними о жизни, о вере и обращал своими речами к христианству многих, а многих грешников побуждал к раскаянию. Во время гонений на христиан гостиница праведника стала убежищем для них; он также посещал мучеников в темницах, утешая, и тайно погребал их тела после кончины. А однажды Феодот вытащил из воды и похоронил тела семи святых мучениц, утопленных в море. Это стало известно правителю и тот приказал судить самоуправца, пообещав, правда, ему большие почести и богатства, если он отречется от Христа. В ответ Феодот… прославил – прямо на судилище, Иисуса Христа. В ярости язычники предали его продолжительным истязаниям, но сила Божия поддержала мученика: он остался жив и был отведен в темницу. На следующее утро правитель вновь приказал истязать его, но вскоре понял, что поколебать мужество Феодота невозможно. Тогда он повелел отсечь ему голову…

В православной церкви святого мученика Феодота Анкирского вспоминают в особый день – в день его смерти, последовавшей 20 июня 303 года [7 июня по старому стилю]. Имеется в честь святого из Анкиры и особая молитва: «Мученик Твой, Господи, Феодот подвигом своим венец нетленный получил от Тебя, Бога нашего; ибо он, имея силу Твою, мучителей низложил, сокрушил и демонов немощные дерзости. По молитвам его, Христе Боже, спаси души наши».

Теперь мы из третьего столетия перенесемся много ближе к нашим дням и я расскажу, каким образом имя святого Федота (Феодота) оказалось на карте Азовского моря.

Войска идут в Крым

Однажды весной Московская империя отправила войска захватывать Крым. Нет, это не в 2014 году было, а на 277 лет ранее – в 1737-м.

Войск было немало: 13 драгунских полков, 20 пехотных и до 12 тысяч казаков и калмыков, что в итоге достигало 40 тысяч человек. Эту орду 13 мая 1737 года повел из Азова в поход на Крым по побережью Азовского моря фельдмаршал Петр Ласси, ирландец по происхождению [Pierce Edmond de Lacy].

Но это еще не все: вдоль северного берега Азовского моря – от Азова до современного Геническа, армию сопровождала, обеспечивая ее всем необходимым, включая провиант и воду, флотилия адмирала Петра Бредаля, норвежца [Peter Bredal]. Насчитывала она ни много, ни мало… 217 лодок. Так их называют в документах той поры, хотя по сути это были небольшие гребные корабли типа козацких чаек, которые брали на борт до 40 человек и имели на вооружении одну-две пушки.

Московская орда тогда – через Арабатскую стрелку, кстати, прорвалась в Крым и натворила там много бед, однако закрепиться оккупантам на крымских землях не удалось: им Бог не позволил это сделать.

Дело в том, что в ночь на 29 июня флотилия, находившаяся возле местечка Сальси-Денис – в районе современного села Стрелковое, что на Арабатской стрелке, попала в сильнейший шторм и потеряла… 170 лодок. Это был самый крупный разгром флота в истории человечества, происходивший… без участия людей. Природа тогда громила московскую флотилию возле Арабатской стрелки – как раз в том месте, где весной 2014 года московские разбойники нового времени захватят в море газораспределительную станцию, качающую газ из Крыма в Геническ.

После такого морского побоища ни о какой поддержке с моря, ни о каком обеспечении всем необходимым прорвавшиеся в Крым войска больше думать не могли. Это бала кара Божия за разбой, устроенный ими на крымской земле.

Это что касается финала Крымского похода.

А несколько ранее, 6 июня [по старому стилю], в частности, адмирал Бредаль впереди по курсу увидел необжитую песчаную косу, которая на тот момент не имела никакого имени. Недолго думая, он заглянул в календарь – а кроме церковного никакого другого тогда не имелось, и изрек:

– Называться отныне ей Виссарионовой!

Так коса и называлась долгое время – в честь преподобного Виссариона, чудотворца Египетского, церковь о котором вспоминает как раз 6 июня. Теперь та коса нам известна как Обиточная.

Следующий день принес новое открытие: еще одну – и очень длинную, косу увидел адмирал. Ну, а день какого святого приходится на 7 июня [по старому стилю], мы уже знаем: Федота (Феодота) Анкирского. Этому святому и была пожалована щедрым адмиралом достаточно протяженная коса Азовского моря.

Гибель капитана Дефремери

Вскоре после шторма и короткого боя с турецкой эскадрой у Арабатской косы возникла необходимость отправить из Геническа в Азов важные грузы, а также больных и раненых из пехотных полков. Для этого выделили корабельный бот и десять больших лодок. Командиром отряда назначили капитана третьего ранга Петра Дефремери, француза по национальоности [Pierre De Frémery]. А до этого, напомню, были ирландец и норвежец… такое впечатления создается, что на Московии свои – только дураки, которые строят дороги)))

Корабельный бот капитана Дефремери, перешедшего на службу к московскому царю в 1721 году, представлял собой одномачтовое парусно-гребное судно с палубой и грузовыми трюмами. Его вооружение составляли четыре пушки. Перед выходом адмирал Бредаль приказал: в случае столкновения с неприятелем в плен не сдаваться и имущество ему не оставлять.

Отряд вышел из Геническа 7 июля [по старому стилю]. А что было дальше, пусть расскажет нам… известный писатель, автор многочисленных художественных произведений на историческую и военно-морскую тематику Валентин Пикуль:

«Вечерами мортирный бот подходил к берегу, забирался в камыши, спустив паруса. Корабль ночевал в зеленой тишине, отдыхая каждой доской своей от трудного бега по волнам. В обнимку с пушками дремали люди. Переступая через спящих, выходил на палубу жирный черный котище, любитель живой рыбы, по прозванию Султан, он мылся лапой и подолгу глядел в камыши… В морской безлюдной пустыне, как сигналы опасности, вспыхивали яркие зрачки кота, еще недавно жившего в улусе татарском, пока не достался он победителям – как трофей военный, «Мяу-у», – и, распушив хвост, уходил кот с палубы…

А на рассвете, ломая форштевнем осоку хрусткую, корабль под парусом снова выползал на широкий простор».

Это я цитирую, уточню, забрав внимание читателя на пару секунд, вторую книгу романа Валентина Пикуля «Слово и дело».

Читаем, однако, далее:

«Противный ветер надолго задержал экспедицию возле Федотовой косы. Заякорясь намертво за рыхлый грунт, отстаивались в тени берега. Лодки с грузом амуниции отстали. Совсем неожиданно затишье службы было нарушено возгласом с вахты:

– Турки! Эскадра идет не наша…

Дефремери насчитал за тридцать вымпелов и сказал:

– Созываю для совета консилиум спешный.

Первым на консилиуме говорил боцманмат Руднев [этот морской унтер-офицер – предок командира легендарного «Варяга» Всеволода Руднева, – прим. авт.]:

– С эскадрой боту не совладать, а погибать надо с шумом.

Держал речь мичман Михаил Рыкунов:

– Это верно сказано. И думаю я только об одном: как бы перед гибелью нашей поболе напакостить врагу подлому?..

Прибавили парусов. Мортирный бот дернуло вперед от напора ветра. Турецкий флагман боялся близиться к мелководьям, но тридцать плоскодонных галер, почуяв легкую добычу, уже гнались за русскими и настигали их. Первые ядра пролетели над мачтой бота, Дефремери утешал солдат:

– Все у нас – как на земле родимой. Вы не пугайтесь. В стихии морской, для вас несвычной, скоро останусь один я!

– Окружают нас, – шепнул мичман Рыкунов.

– Вижу, но мы успеем… Смолу из трюмов подать.

Боцманмат выкатил на верхний дек бочку. Дефремери ударом топора высадил из нее днище. Бочку дружно покатили вдоль корабля, и она тягуче извергала на палубу черные потоки горючей смолы.

– Нагоняют нас! Сейчас возьмут на абордаж.

– А мы ветер забрали хорошо – поспеем до берега… Эй! – закричал Дефремери. – Тащите порох из крюйт-камеры.

Зажав под локтем картуз тяжелый, он сам пробежал по кораблю. Щедро сыпал поверх смолы искристый порох. Паруса напряглись, выпученные ветром. До земли было еще с полмили, когда мортирный бот врезался в отмель, с шипением выполз килем на песок.

Парус бессильно захлопал, ветер щелкал фалинями.

– Всем на берег… с ружьями! Быстро, ребята!

Здесь было мелко и рябило до самого берега. По плечи в воде уходили к земле матросы и солдаты. Несли на себе больных. Жалостливый мичман Рыкунов нес кота черного, часто оборачивался назад, крича что-то…

Дефремери глянул еще раз на галеры турецкие, которые обступали бот, все в рычании фальконетном, все во всплесках тяжелых весел, на которых сидели, скованные цепями, голые рабы. Он достал огня из печи камбуза, где варился горох к обеду, прижег фитиль и стал ждать. Кто-то цепко схватил его сзади за плечо.

Это был боцманмат Руднев.

– Ты почему не ушел? За борт… прыгай, дурень!

– Я не дурней тебя, – отвечал Руднев. – Смерть приять в одиночку худо. Ты не брани меня: вдвоем нам станет легше…

С берега видели, как над кораблем вздыбило белое облако – это Дефремери бросил огонь в кучи пороха. Мортирный бот, окруженный галерами врага, стало разрывать в пламени. Со свистом, обнажая черные мачты, мигом сгорели паруса.

Флаг догорал, подобно факелу. Огонь добрался до крюйт-камер, а там взорвались разом запасы картузов и бомб мортирных. Корабль выпрыгнул из моря и рухнул вниз грудою дымящихся обломков.

– Дефремери-и!.. – закричал Рыкунов.

Мичман кинулся в море. За ним – еще двое матросов.

Где вплавь, где ногами дно нащупывая, спешили они, чтобы тела погибших от турок вызволить. Остальные уходили дальше – в самую жарынь степей, опасаясь погони с кораблей турецких. Мичман Михаил Рыкунов записан в документах «безвестно пропавшим». В числе пленных его тоже никогда не значилось…

Бредаль, черство отчеканил в рапорте ко двору царскому, что, мол, капитан третьего ранга Петрушка Дефремери поступил согласно данной ему инструкции. Анна Иоанновна перекрестилась при чтении – и все… Больше ни звука. Ни шороха. Ни восклицания. Никто не пропел над павшими героями «вечную память».

И чуть ниже Валентин Пикуль с грустью в голосе добавит:

«Дефремери ждала печальная судьба – он был забыт. Дефремери – как облако: проплыл над морем и растаял в безвестности».

А вот, как сам адмирал Бредаль – со слов выживших, описывает гибель капитана Дефремери:

«10-го числа июля, с зорею снявшись оне с якоря, пошли в путь и пополуночи в 5-м часу увидели от оной Федотовой косы за собою турецкий корабль, галер и протчих судов с 30, и шли к ним на гребле, и стали их нагонять. Потому тогда капитан Дефремери поставил бот на мель и людей всех ссадил на берег с ружьем, а сам хотел сойтить в последних и тогда, насыпав порох на палубу, приказал носить картузы в кают и как они с мичманом Рыкуновым сошли на берег и на боту остался он, Дефремери, да с ним боцманмат, матрос больной, кой сойтить не успели. А неприятельские суда уже его обступили, из галеры выпалили из пушки ядрами 2 раза. Напротив того и он, Дефремери, выпалил з борту с ядрами 4 раза и зажег порох и тогда загорелся бот, который весь изорвало и оный Дефремери, боцманмат и матрос на том боту сгорели».

То есть, 10 июля [21 июля по новому стилю] неподалеку от Федотовой косы – в сторону, если быть более точным, находящих на противоположной стороне искусственного канала, что на косе Пересыпь, сел Степановка Первая и Мироновка, приняли смерть на борту взорвавшегося корабля не два, как описал Валентин Пикуль, а три моряка – третьим был больной матрос.

Что характерно, россияне почему-то уверены, что перед смертью капитан Дефремери успел выкрикнуть врагам, бравшим его бот на абордаж:

– Русские погибают, но не сдаются!

Это уроженец Франции(!), который еще в 1721 году носил форму лейтенанта французского флота, назвал себя русским? Не смешно. И девиз русских не в «погибаю, но не сдаюсь» заключается, а в той фразе, которой Валентин Пикуль завершил свой рассказ о погибшем возле Федотовой косы капитане:

«Дефремери – как облако: проплыл над морем и растаял в безвестности». В переводе на современный российско-имперский язык, это звучит проще и лаконичнее:

«Ихтамнет».

Владимир ШАК

Фото автора и из открытых Интернет-источников