Продолжаю мысленный разговор с Василием Кирилловичем Дяченко. Его нет с 2015 года, а память у меня о нем – записи наших разговоров (и он все читал!), его собственные записи, которые он мне передал.
И вот, делюсь.
События 1941 года. Осень. попытка эвакуации не удалась, но в это еще не верится.
“А мы пошли с воинской частью все дальше, дальше – до Поповки. А там начали нас разделять: гражданские – сюда, военные – сюда. Окапываться надо – оборону держать.
Это была место, где генерал Смирнов погиб, и Поповка теперь называется Смирново. Там еще Титово село называется, где Титов командовал… А мы дальше пошли, шли двое суток, остановились: что такое – снова Поповка. Да мы только что были в Поповке! А вы откуда? нас спрашивают. Из Запорожья, говорим. Так это Донецкая область (тогда называлась Юзовская).
И нас спрашивают: куда ж вы идете? На восток, говорим. Так там в Юзовке уже немцы! И нам пришлось возвращаться.
Вернулись мы назад, в Михайловку, где я родился, пришли к деду. У деда хата большая, а жить негде. В одной хате он кролей держал – они там все перерыли, пол-то земляной. А в маленькой комнатушке он с бабкой жил.
Ну, поплакали мы. Кругом-то все сгорело, все разграблено, и осталась одна хата председателя колхоза Логвиненко. И дед говорит: знаешь, Мария, иди-ка ты в хату эту, хоть крыша над головой, а я как-никак буду тебе помогать.
Ну, как помогать – раньше он с колхоза все имел. Он не работал там, но когда коллективизация была, он туда все отдал – и плуг, и веялку, все до кнута. Он считался членом колхоза, и на него и на бабу давали по пуду пшеницы, муку, арбу соломы – чтоб топить…
А когда мы остановились в хате Логвиненко, там стояла воинская часть – и в ней штаб был, оперативный отдел. Капитан там всем руководил. Это хата была раскулаченного Шерстюка, ну а потом председатель Логвиненко сделал там деревянный пол, сделал хату как положено. Я помню, в хате были только труды Иосифа Виссарионовича и Ленина – все остальное было разграблено. И столы забрали, и табуретки, и казанки – все это дело растащили.
И когда мы там остановились, был среди красноармейцев такой сапожник Бондаренко, из Сибири, посмотрел на меня и говорит: “Как же ты будешь, зима впереди, а ты босый?” И он мне подарил тапочки. И я в тапочках ходил. Они были: полоска белая, полоска черная, полоска коричневая – комбинированные. Спрашивает он меня: “Вы откуда?” – “Из Запорожья”. На русском, а в деревне все говорят по-украински, а я по-русски, не все понимали.
Был там лейтенант из Горького лейтенант, который матом вдоль и поперек проклинал все Советскую власть. Он начал бить винтовки, ломать, бросать в колодец гранаты, потому что они без капсюлей. Капитан говорит: “Слушай, лейтенант, или я тебе морду набью, или ты прекратишь материться, потому что тут женщины, дети кругом”.
Старшина же спрашивает нас: “Дерть надо вам?” Это корм для лошадей, грубый помол овса. Я пришел и говорю матери, что красноармеец предлагает дерть. Мать: “Конечно, надо, сыночек, мы же жить будем – и посеять сможем, и кашу сварить…“ А во что набрать? Ни мешка, ни ведра… Мать сняла наволочку с головки швейной машинки – на, сыночек, набери. Ну, покамест мы соображали, во что набрать, колхозники мешками растащили эту дерть”.
Продолжение следует
Инесса АТАМАНЧУК, фото автора