Так уж судьба распорядилась, что впервые в Запорожье я оказался… в августе 1991 года. В то время я работал на краю света – в буквальном смысле слова: редактором газеты в одном из районов Приморского края, дальше которого, как известно, суши нет – только Японское море простирается. В Запорожье, откуда родом моя жена, мы приехали в отпуск, очень быстро почему-то пролетевший. Домой нам предстояло возвращаться 20 августа. А рано утром 19-го, как обычно включив телевизор, чтобы под свежие новости взбодриться сухим вином «Перлина степу», в котором мне нравилось все – от названия до чуть терпкого вкуса, я был шокирован сообщением о том, что Михаил Горбачев, главенствовавший в ту пору в СССР, по причине плохого здоровья передает власть своему вице-президенту и что в СССР создан… новый орган – ГКЧП. И на экране телевизора замельтешили лебеди из балета “Лебединое озеро”.
Собственно говоря, краснобая Горбачева [или Мишку меченного, как его называли в народе] тогда уже никто всерьез не воспринимал: было понятно, что срок его президентство истекает. Потому что истекал срок существования империи под названием СССР – она изжила себя и держалась исключительно на штыках своей многочисленной армии. Но ГКЧП, военный переворот, как я оценивал происходящее, это было слишком. А по ТВ, тем временем, снова и снова прокручивали утреннее сообщение о передаче Горбачевым власти Янаеву, после чего дикторы замогильным голосом – в моменты, когда балетные лебеди выдыхались и шли на перекур, вещали о введении “в отдельных местностях СССР” чрезвычайного положения, о запрете митингов, демонстраций и забастовок, о приостановлении деятельности партий, общественных организаций и массовых движений. И тем же замогильным голосом спешили добавить, пока лебеди не выскочили на сцену, что ГКЧП выделяет всем желающим жителям городов и сел… по 15 соток земли для ведения садово-огородных работ. Такая забота о народе меня бодрила не хуже «Перлини степу», хотя на душе было не очень весело. Только вечером на площади Фестивальной [или она тогда еще Октябрьской называлась?] я услышал из Москвы совсем другое: выступая на митинге у Дома Советов РСФСР, президент России Борис Ельцин заявил, что он издал указ, в котором создание ГКЧП квалифицирует как попытку государственного переворота.
Выступление Ельцина в Запорожье транслировалось через портативный радиоприемник, который принес кто-то с собой на площадь и держал над головой, чтобы было слышнее. И мы, несколько десятков человек, слушали, затаив дыхание, чтобы не пропустить ни слова. Впрочем, на площади мы пребывали не очень долго – нужно было собирать вещи: на следующий день мы должны были лететь в Москву. А оттуда – во Владивосток. Между прочим, в Запорожье в те августовские дни случилось культурное событие всеукраинского масштаба – второй музыкальный фестиваль «Червона Рута». Среди его победителей оказались «Табула Раса», сестры Тельнюк и Андрей Кузьменко, будущий лидер «Скрябина».
*
20 августа в Запорожье было не по летнему прохладно, в аэропорт поэтому мы ехали в ветровках. Больше же всего последние часы пребывания на запорожской земле запомнились… досмотром с пристрастием, которому нас подвергли в аэропорту перед вылетом в Москву. Вещей, кстати, у нас было не очень много – пара сумок, наверное. Они как раз совсем не заинтересовали досмотрщиков. Народ в форме, в том числе и в милицейской, сосредоточился на нашей объемной сумке с фруктами. Я уложил в нее, чтобы удивить в Приморье друзей и родственников, яблоки и груши, сохранявшие аромат летнего украинского солнца, сливы величиной с кулак и все, что отыскал на рынке из садовой вкуснятины. А чтобы ее без повреждений доставить, каждую фруктину обернул обрывком газеты. Все это на контроле в аэропорту меня заставили развернуть. И я, матерясь про себя, разворачивал, предъявляя яблоки и груши, а не бомбы, что, вероятно, и предполагали найти в моей подозрительно тяжелой сумке бдительные контролеры. Зато из Москвы, забегая вперед замечу, мы вылетели без особой проверки багажа. Когда в переполненном аэропорту Домодедово, где не то, чтобы сесть, стать негде было, диктор объявил посадку на рейс Москва-Владивосток, мы засуетились вместе со всеми и вскоре, оказавшись на борту Ил-62, облегченно вздохнули, увидев, как за стеклом иллюминатора тают в ночи огни Москвы – с путчем, ГКЧП, трясущимися руками Янаева и балетом “Лебединое озеро”, который я искренне ненавижу по сию пору.
**
Кстати, Москва принимала самолет из Запорожья в аэропорту Внуково. В Домодедово мы перебирались на автобусе межаэропортного сообщения. Выехали из Внуково в темноте. Дорога была не очень оживленной – в столице на тот момент действовал – по распоряжению ГКЧП, комендантский час. И вдруг – остановка. Я выглядываю в окно и вижу, что мимо нас на Москву идет колонна танков. Не немецких, наших. Их было столько, сколько я видел только на крупных войсковых учениях. Для меня, офицера запаса, не понаслышке знавшего, что такое боевая техника, и понимавшего, сколько беды она может наделать в городе, если будет отдан приказ на ее применение против людей, увиденное из окна “Икаруса” осталось самым неприятным воспоминанием о событиях августа 91-го: ночь, широкая трасса, убегающая к огромному городу, и по ней с ревом проносятся танки. Один за одним, один за одним… Десятки танков.
Это уже потом я узнал, что той самой ночью, прибыв в Москву, одна из танковых частей сразу заняла сторону Ельцина и поддерживавшего его народа, чем значительно укрепила веру в победу восставших против ГКЧП, члены которого за несколько дней до объявления чрезвычайного положения приказали одному из псковских заводов прислать в Москву… 250 тысяч пар наручников. Таковы были масштабы предполагавшихся арестов в столице. Но наручников понадобилось немного: только для членов ГКЧП.
Очень неожиданно – для трясоруких путчистов, повели себя экипажи танков, укомплектованные украинцами: они не только вышли из повиновения ГКЧП, но и в знак солидарности с народом подняли над танками украинские флаги. Один такой снимок – из давней фотохроники, я и добавил к своим заметкам о событиях 29-летней давности.
Владимир ШАК
