В конце мая 1933 года было вынесено обвинительное заключение по делу 28-летней жительницы Великобелозерского района Запорожской области, убившей свою девятилетнюю дочь. При этом часть ее она сварила и съела, а часть… переработала на колбасу для продажи в Мелитополе.
А в Михайловке в это же время арестовали колхозника, который… “употреблял в пищу труп своего ребенка…”
Не я выдумал эту жуть. Это я документы цитирую, обнаруженные в архиве Украинского института национальной памяти [являющегося государственным учреждением в структуре Кабинета Министров Украины]. Там же я отыскал и напрямую относящееся к теме нашего разговора постановление ЦК ВКП(б) от 9 июля 1932 года «Об экспорте хлеба», с которого, слава Богу, снят гриф секретности.
Цитирую его:
“Установить экспорт хлеба в третьем квартале 1932 года в размере 61, 5 миллиона пудов. Обязать Заготзерно сдавать Экспортхлебу для экспорта пшеницу исключительно первых двух классов. Предрешить вопрос о целесообразности заключения соглашения с Германией и Польшей о согласованном выступлении на мировом рынке по реализации ржи в 1932-1933 г.г.”
Это при том, что месяцем ранее, 10 июня, тогдашние украинские вожди Григорий Петровский и Влас Чубарь [запорожец, кстати,е сли кто забыл: он был родом из Пологовского района] сообщали в Кремль – Сталину и Молотову, о том, что
“значительная часть украинских сел охвачена голодом. Немного, но есть и опухшие от голода. Главным образом, бедняки и даже середняки. На больших собраниях по селам бабы плачут, а, бывает, и мужики. Иногда критика создавшегося положения заходит очень глубоко: зачем создали искусственный голод, зачем посевной материал забрали – этого не было даже при старом режиме” [Григорий Петровский];
“при общей непосильности плана хлебозаготовок практиковалась система изъятия у единоличников хлеба полностью, включая и семенные фонды, и почти полного изъятия всего наличия у колхозов… Большинство колхозов остались без хлеба. Случаи недоедания и голодовки отмечались уже в декабре-январе как среди единоличников, так и среди колхозников. С марта-апреля недоедающих, голодающих, опухших и умирающих от голода в каждом селе набирались уже десятки и сотни, появились брошенные родителями дети и сироты” [Влас Чубарь].
Сталин на жалобы ответил в присущей ему манере – почти по-хамски:
“Письма Чубаря и Петровского не понравились. Первый хочет получить из Москвы новые миллионы пудов хлеба, второй добивается сокращения плана хлебозаготовок. Ни то, ни другое НЕ ПРИЕМЛЕМО” [выделено мной]. И вскоре последует постановление ЦК ВКП(б), о котором я уже сказал.
Как же так? – не поверил я прочитанному. Если в начале лета 1932 года “значительная часть украинских сел” была “охвачена голодом”, как официально уведомлял Москву Григорий Петровский, о каком экспорте зерна может идти речь?
Ну, а намерение СССР согласованно выступить с Германией и Польшей “на мировом рынке по реализации ржи” меня почти шокировало. Напомню, что в январе 1933 года в Германии пришли к власти нацисты во главе с Гитлером. Получается, Сталин именно с ним диктовал миру цены на рожь в 1933 году. В то время, как в Украине “недоедающих, опухших и умирающих с голода в каждом селе набирались десятки и сотни”.
Ну, а теперь переходим к нашей, запорожской, жуткой истории.
“Вещдоки – остатки убитой дочери, преданы земле”
Еще одним, поразившим меня документом, который я тоже отыскал в архиве Украинского института национальной памяти, стал «Протокол допроса гражданки Шиян Анны Сысоевны, обвиняемой в убийстве своего ребенка и людоедстве» [от 23 мая 1933 года]. Привожу его полностью – с максимальным сохранением слога и стиля:
“Обвинение мне предъявлено, виновной себя признаю. До убийства своего ребенка я была в Мелитополе, куда ходила к мужу, который сидит в ДОПРе [доме принудительных работ, как большевики именовали обычную тюрьму] за воровство колхозного хлеба. Пробыла там две недели, зарабатывая на поденных работах. Возвратившись из Мелитополя, я вечером помыла девочку. На завтра, 13 мая с/г, я села искать вшей у девочки и решила ее убить, чтобы часть ее съесть, а часть переработать на колбасу и продать в Мелитополе на деньги. С этой целью я накинула ей на голову подушку, а руками задушила за горло, после чего часть сварила и вместе с сыном съела, а часть переработала на колбасу с чем и была поймана. Преступление сделала сама по себе, никто меня к этому не склонял, ни с кем об этом не говорила. Сделала впервые. Больше добавить ничего не имею. Показания мне зачитали, с моих слова записано правдиво”.
В протоколе также указано, что 28-летняя Анна Шиян постоянно проживает в селе Корнеевка Великобелозерского района Днепропетровской [ныне это село относится к Веселовскому району Запорожской области] и что она – малограмотная селянка-хлеборобка, не имеющая за душой ничего [имущественное положение – беднячка].
Через два дня, 25 мая, райуполномоченный ГПУ по Великобелозерскому району Шилобрит [фамилия такая] подписал обвинительное заключение по следственному делу №214 по обвинению “гражданки Шиян Анны Сысоевны в убийство дочки и каннибализме”.
Уполномоченный уточняет в нем, в частности:
“сведения о том, что гр. Шиян А.С., жительница села Корнеевки, убила свою дочь, часть которой съела, поступили в Великобелозерский райаппарат ГПУ 16 мая 1933 года”;
“муж ее за сопротивление хлебозаготовкам осужден и сейчас отбывает наказание в Мелитопольском ДОПРе”;
сама обвиняемая “созналась в убийстве своей дочери Мотрены девяти лет, часть которой к моменту обнаружения ею уже была съедена, а остальная часть переработана на колбасу”.
После этого уполномоченный предлагает [в тексте – «полагал-бы»]: “ след. дело №214 [следственное дело, то есть] препроводить на рассмотрение судебной тройки ГПУ с применением к гражданке Шиян высшей социальной меры защиты – РАССТРЕЛА” [выделено уполномоченным].
Заметив также, что обвиняемая в настоящий момент “содержится под стражей при Великобелозерской раймилиции”, а “вещдоки по делу – остатки убитой дочери, преданы земле”, опер поставил точку и понес свое обвинительное заключение на подпись к прокурору.
И тот, не колеблясь, как я полагаю, завизировал его: “Согласен. Участковый прокурор Плахотнюк”.
Умершую дочь “порубал на куски, мясо употреблял в пищу”
Примерно в эти же дни, а точнее – 22 мая 1933 года, секретарю Михайловского райкома КП(б)У под грифом «секретно» легла на стол докладная записка райуполномоченного ГПУ Добшинского:
“Михайловский райаппарат ГПУ сообщает, что член колхоза «До світла» 3-го Михайловского сельсовета Чуркин Федор Павлович после смерти 19 мая своей семилетней дочери последнюю порубал на куски, мясо со своим семейством употреблял в пищу. К вашему сведению, Чуркин недолгое время спустя тому назад [так в тексте] был председателем финансовой комиссии колхоза, собирал деньги на культнужды и насобирал 900 рублей, каковые растратил, после чего колхоз последнего принудил растраченные деньги возвратить колхозу. Чуркин продал корову и вернул колхозу 600 руб. Данный случай среди колхозной массы поднял большое возмущение с нареканием на Чуркина, что последний растратил их деньги и теперь под видом голодной смерти употреблял в пищу труп своего ребенка. Чуркин нами арестован, приступили к производству следствиями”.
Не хочется, честно признаюсь, комментировать ни поступок трупоеда, ни рассказ о нем косноязычного оперуполномоченного ГПУ. К слову, мне не известно, чем закончилось следствие по делу «О случае людоедства по Михайловскому сельсовету» [так докладная записка была озаглавлена]: не сохранилось в архиве бумаг.
А вот что случилось с Анной Шиян, переработавшей свою дочь на колбасу, я знаю.
Согласно постановлению уполномоченного Великобелозерского ГПУ Блиндовского [от 5 августа 1933 года], “обвиняемая Шиян, находясь в больнице, совершила побег, имея целью скрыться от суда и следствия”. В связи с этим уполномоченный постановил: “Дальнейшее судопроизводство дела №214 приостановить – до розыска и задержания обвиняемой. Дело до результата розыска сдать в архив”.
***
Предполагая, что у читателя может создаться впечатление, что подобные случаи были из ряда вон выходящими, я запасся датированную 5 марта 1933 года докладной запиской Днепропетровского отдела ГПУ председателю ГПУ УССР [Запорожская область, напомню, тогда входила в состав Днепропетровской]:
«Нами зарегистрированы 354 случая отравления от употребления в пищу сорных трав, хлопковых семян, отходов от пивоварения, зерен абрикосов и вишен. Из этого числа 42 отравления повлекли за собой смертельный исход. Наряду с суррогатами в массовом порядке отмечается употребление в пищу мяса кошек и собак, а также мяса павших лошадей, которое в одних случаях растаскивается сразу же после падежа, а в других – выкапывается из скотомогильников.
В Высокопольском и Мелитопольском районах отмечено два случая людоедства, а в Новопражском районе – два случая убийства людей и торговля мясом убитых.
Мелитопольский район. 3 марта сего года в с. Константиновка житель этого села Авраменко Т. И., занимавшийся сапожремеслом, был обнаружен у себя дома мертвым. Как установлено медосвидетепьствованием, смерть наступила в результате отравления трупным мясом при употреблении Авраменко в пищу трупа своего умершего от голода брата. Кроме трупа брата, как установлено в результате осмотра костей, Авраменко за несколько недель до брата съел труп своей матери. При осмотре хаты вблизи Авраменко обнаружен котел со сваренным человеческим мясом».
У меня нет нормальных слов, чтобы прокомментировать сию докладную, поэтому вместо слов от себя я процитирую еще один документ той поры – выписку из протокола заседания бюро Каменско-Днепровского районного комитета КП(б)У «О выполнении решений райпарткомитета и обкома о снабжении руководящих работников района» [от 26 апреля 1933 года]:
«Со стороны райпотребсоюза не уделялось достаточного внимания на организацию децентрализованных заготовок и подсобное хозяйство как базы для получения продуктов, и улучшения снабжения руководящих работников района.
Предложить персонально… немедленно добиться улучшения питания в закрытой столовой путем улучшения организации децентрализованных заготовок и развития подсобного хозяйства.
Предложить… в целях недопущения дефицитности закрытой столовой установить стоимость дневного рациона в 2 рубля 40 копеек и не допускать расширения контингента прикрепленных к столовой.
Предложить… для покрытия задолженности и улучшения подсобного хозяйства выделить из средств местного бюджета дополнительную [кроме отпущенных 6000 рублей] дотацию – 3000 руб.
Обязать райснаб добиться получения нарядов на рыбу через Никопольский Межрыбаксоюз для закрытой столовой.
Секретарь РПК Ющенко».
Вот так: одни ели своих матерей и делали из дочерей колбасу, а другие требовали «немедленно добиться улучшения питания в закрытой столовой» и «не допускать расширения контингента прикрепленных к столовой». А я-то, изучая списки погибших от голода в 1932-33 года жителей Запорожской области [они опубликованы в специальной Книге памяти], никак не мог понять, почему в них присутствуют исключительно простые люди и нет ни одного чиновника.
Обнаружив в архиве процитированную выписку из протокола заседания бюро компартийного райкома, я понял, почему. Кстати, в 1933 году килограмм ржаного хлеба стоил 2,50 руб, килограмм говядины – 15 руб. Это к тому, насколько дешевым, судя по выписке из протокола заседания бюро райкома [2,40 руб], было питание в закрытых столовых, обслуживавших чиновников.
Владимир ШАК
