Собственно говоря, мой первый день в газете, выпавший на 28 сентября 1982 года, мог бы стать… единственным днем пребывания в газете. И в журналистике. Дело в том, что редактор районной газеты, санкционировавший накануне мой выход на работу, почти сразу же после короткого общения со мной уехал по каким-то газетным надобностям. Меня поэтому в редакции назавтра, 28 сентября, никто не ждал – я там никому не нужен был. А, в связи с тем, что из журналистов я знал только фронтовика Михаила Шатыро, написавшего однажды теплую зарисовку о моей матери, тоже фронтовичке, я зашел к нему в кабинет. Михал Иваныч, как обращались в ветерану все, кто его знал, а он в газете работал заведующим отделом сельского хозяйства, как раз и замолвил за меня слово редактору: испытай, мол, парня, вдруг из него выйдет толк. Стихи, добавил он, у него получаются – мы их дважды печатали. Возразив на это, что ему нужен не поэт, а журналист, редактор таки решил испытать меня в деле. Испытать – в прямом смысле: меня зачислят в штат с испытательным сроком. Как начинающего летчика.
Михал Иваныч 28 сентября уходил на пенсию, поэтому он был навеселе с утра. Однако моему приходу обрадовался и, посчитав, что я буду работать у него в отделе, сразу же выдал мне задание, записав его, как боевой приказ, на листе бумаги, на котором красовалось нелепое название газеты: «Коммунистический труд». Рука у Михал Иваныча, у которого начинался новый период жизни – пенсия, уже не совсем слушалась его, в связи с чем приказ о том, что мне нужно будет сделать немедленно, записывался достаточно долго. Тем не менее, в конце концов я получил его на руки. Задание мне, начинающему журналисту, даже не журналисту, а парню с лесоповала, каким-то чудесным образом научившемуся рифмовать глаголы, вот какое выдал начинающий пенсионер – помню его дословно: «Почему на первом отделении совхоза «Долинный» снизились надои молока?» Сложив листок-приказ и сунув его в боковой карман пиджака, я взял под козырек и, щелкнув каблуками, отправился выполнять задание. Впрочем, под козырек я не брал и каблуками не щелкал. И задание выполнять не отправился, а… просто ушел домой. Мне было глубоко безразлично, почему на первом отделении совхоза стали иссякать молочные реки. Сельское хозяйство было не моей темой. И я впервые – и единственный, между прочим, раз, пожалел, что связал свою жизнь с журналистикой. Что попытался связать свою жизнь с журналистикой. К слову, для меня и сегодня, по прошествии 39 лет, задание Михал Иваныча было бы не простым. И, скорее всего, я бы его тоже не стал выполнять.
Сначала я решил больше не появляться в редакции. Однако после недолгого размышления понял, что это будет выглядеть… ну, как бегство, как трусость. И утром следующего дня снова открыл дверь редакции и, легко взбежав по лестнице на второй этаж, столкнулся с редактором.
– А я тебя жду! – поздоровавшись, заявил он и повел меня к себе в кабинет.
Оказывается, о выданном мне Михал Иванычем задании редактор знал и, махнув на него рукой, объявил, что, коль пришел я в газету с производства, работать буду в промышленном отделе. И, подытоживая разговор, шеф [так за глаза мы звали редактора, добродушного человека лет сорока] задумавшись чуть, перевыдал мне первое редакционное задание:
– Напиши о своей бригаде. Но напиши так, чтобы это было интересно всем, а не только лесорубам.
Еще по распоряжению шефа мне выдали ключ от кабинета, где я теперь, чтобы не ощущать себя беспризорником, мог работать. В кабинете имелось большое окно, а боком к нему примыкал стол с телефоном и портативной печатной машинкой, на которой я тогда не мог печатать даже одним пальцем. Кстати, если кто не в курсе: в то время все печатные машинки были взяты на учет «органами». На каждой машинке – для передачи в КГБ, печатался короткий текст – с названием и годом ее выпуска, а также наименованием организации, за которой машинка числилась, и несколькими бессвязными фразами – с обязательным задействованием всех литер. Это были абракадабрные проверочные фразы, по которым легко устанавливалось, на какой конкретно машинке был отпечатан тот или иной текст, вызвавший интерес у «органов». Например, листовка антисоветского содержания. Как по отпечаткам пальцев определялся человек, попавший в поле зрения гэбистов, так по этим фразам – по оттиску литер, определялся хозяин печатной машинки. Однажды такие фразы – после того, как освоил машинку, печатал и я.
Материал о бригаде у меня был готов очень скоро. Когда я принес его редактору, он сначала даже решил, что я пришел за подсказкой – что и как излагать, чтобы получилось интересно всем. Вычитывая же текст, он сделал несколько поправок, объяснив мне, что в журналистике принято имена писать перед фамилиями, а не так, как писал я – наоборот, по простецкому. В этом и заключались его поправки.
– Отдай машинистке, – распорядился далее шеф, закончив чтение. – Пойдет в номер.
Честно говоря, я не помню, очень ли уж обрадовался, увидев написанное мной в газете, где мой первый материал был опубликован под дежурной рубрикой «Товарищ бригада». Вероятно, обрадовался, хотя наверняка не задумывался о том, что за годы работы в журналистике, а их к сегодняшнему дню,
к 1 октября 2021 года, набирается уже 39, я напишу столько, что моих публикаций хватит… на изрядное собрание сочинений. Они, конечно же, разные, но ни в одной из них я не кривил душой – я никогда не писал о том, что мне не нравится. Просто не писал – под разными предлогами. Однако о сельском хозяйстве, в котором я вообще не разбирался (и не разбираюсь по сию пору) мне все же пришлось написать. Не о молоке, правда, а о сене: поезжай, попросил шеф, на сенокос в совхоз «Дружба – это было достаточно далеко от райцентра, и опиши свои впечатления от уведенного. Это будет свежий взгляд. Я поехал и описал уведенное примерно так: на сенокосе в совхозе «Дружба», пока стоят похожие дни и нужно, как говорят косари, быстро отстоговаться, работали… и дальше перечислил название всех организаций, задействованных на стоговании – шефов, как их называли. Это были не редакторы газет, а обычные люди, благодаря которым сельское хозяйство в СССР еще хоть как-то барахталось, пытаясь хоть чем-то – в дополнение к всемирно известному пломбиру, накормить собственный народ, что, правда, сельскому хозяйству почти не удавалось – народ кормился сам. Последнее предложение моего материала было таким: «Работники совхоза «Дружба» на сенокосе в совхозе «Дружба» замечены не были». Это была истинная правда: сено косили, спеша отстоговаться в погожие дни, исключительно шефы.
Моим сенокосным впечатлениям в газете места не нашлось. А самое главное, редактор по поводу моего материала ругался не очень. Ругался, но не очень.
А вообще, я был не кабинетным журналистом: с удовольствием – на автобусах и попутках, разъезжал по району, а он был большим – 12 тысяч квадратных километров (для сравнения: Запорожская область – 27 тысяч квадратных километров). Меня потом, через шесть лет, перед отъездом из «Кому-нести-чего куда» – в связи с назначением шефом, редактором газеты, в другой район, узнавали в каждом селе и на каждом лесоучастке – район потому что был частично сельскохозяйственным, а в большей степени, производственным, леспромхозовским – давал ежегодно миллион кубометров древесины. Я и сейчас, в запорожской газете МИГ, с удовольствием езжу по области, встречаюсь с интересными людьми, узнаю интересные вещи о моем – о нашем, крае. Кстати, в моей жизни были две командировки, благодаря которым я стал таким, каким есть: ироничным лириком, бесконечно влюбленным в жизнь. Обе эти командировки были продолжительностью в девять дней. Из первой – в июле 1986 года, я, кроме цикла репортажей под общим названием «По Уссури» – тогда я с коллегой сплавлялся на плоту по главной реке Уссурийского края, привез жену, а из второй, случившейся в январе 1996 года, в которую мы с журналистом Дмитрием Шилиным уехали от газеты «Запорозька Січ» в Галицию, я привез… Украину. Я открыл ее для себя, влюбился в нее, принял ее сердцем. И она, я это почувствовал, приняла меня сердцем. Как сына. Как любимого сына. Как сына, который долго-долго отсутствовал, но таки вернулся к матери. Это было счастье, это было сравнимо с обретением свободы: меня любила самая лучшая в мире женщина – моя Лариса, и за мной стояла, всегда очень переживая за меня, самая лучшая в мире страна – моя Украина.
А все начиналось – мое счастье, с первого дня работы в газете где-то далеко-далеко от Украины – на краю света.
*
На снимке: пикник на берегу реки, 1984 год. Не помню, что в этой скромной консервной баночке было, но помню, что в то время в селах, в глубинке, купить на обед нечего было. Не считая, конечно, самого лучшего в мире пломбира, о котором в селах даже не слышали.
**
Часть первая – здесь:
Журналист из Запорожья вспоминает о первом дне в газете (часть 1-я)
