Эпиграф
ШАРЛОТТА. Кому нужны эти рецензии?
КАЗИМИР. Всем. Даже тем, кто утверждает, что никогда их не читает. Вам, драматургам, легко говорить, ведь даже если ваши пьесы обругают на премьере, вы всегда можете надеяться, что потомки назовут их гениальными. Но что останется от меня? От этих рук, глаз, взглядов? От всех тех чувств, что я пробудил у публики, от леденящего страха, от раскрепощающего смеха – что останется от всего этого?
Собственно, сама поездка в город, некогда называвшийся Днепродзержинском, была поставлена режиссером – жизнью. Сценарий же пишем мы сами, движимые желаниями, переносящими нас на вокзал, с вокзала на другой вокзал – отметив по дороге, что наш родной, маленький, уютнее… Однако об уюте дороги в слякотную субботу говорить бессмысленно, а погоду внутри себя везем с собой. Как режиссеры и сценаристы собственной жизни.
Мы ехали в Каменской музыкально-драматический театр, чтоб увидеть новую работу режиссера Виктора Попова.
Трудно объяснить природу желания, которое водит меня со спектакля на спектакль, на некоторые – несколько раз. Наверное, это поиск своего отражения в зеркале времени, надежда на понимание происходящего. Наивная, неистребимая надежда.
И мы нашли там свое отражение.
Успев перед этим схватить, как быстрое фото, портрет города Каменского, его центра, ядра старой жизни, выросшего на украинских землях благодаря предприимчивости – и благотворительности, щедрости, иначе кто бы помнил о нем сто с лишним лет? – поляка Игнатия Ясюковича.
Музыкально-драматический театр имени Леси Украинки, а также множество других очагов каменской культуры располагаются в грандиозной Народной аудитории, построенной для работников Днепровского завода Южно-Российского Днепровского металлургического товарищества в 1900 году. Здание возвышается на площади имени 250-летия города.
Спектакли идут в зале для народа, на большой сцене, есть еще малая, некогда служившая для собраний инженеров. Для них же был построен дом неподалеку, на улице Институтской, некогда дворец, пробудивший во мне, дочери инженеров, некоторую обделенность.
Площадь окаймляют Каменской технический лицей, высшее профучилище, с фасада которого выпирает бюст Нурсултана Назарбаева, Свято-Николаевский собор, внутри громадный, с росписями, некогда художественными, авторства Алексея Сокола, и церковь, яркая, как матрешка… Неподалеку изящнейший костел Святого Николая. …Вокруг – дома, в некоторых угадывается дореволюционный почерк индивидуальной, не казенной постройки.
Площадь и улицу имени Игнатия Ясюковича мы не успели осмотреть и поспешили в театр.
Город и его обитатели – похожи. Театральная публика, ожидающая премьеры, изредка украшена безвременными шляпками, приподнимающими событие над повседневностью.
Премьера, более того – бенефис, поставленный режиссером Виктором Поповым для юбиляра, любимца публики Анатолия Вертия, собрал максимально возможный в карантинных ограничениях зал.
Пьеса «Иллюзионисты», найденная мною после просмотра спектакля на театральном ресурсе, написана ныне здравствующим финским драматургом, пишущим по-шведски, переведена на русский и предлагается к постановке с обязательными отчислениями автору, Бенгту Альфорсу . На сайте указан его личный мейл, что сразу же вызывает желание написать, быстро исчезающее – по мере просмотра, повторного, третьего – в записи – спектакля, и после прочтения пьесы. Я уже нашла ответы на мои мнимые вопросы автору. «Мне перечесть его охота», – как говорила о любовном письме прекрасная Диана не менее прекрасному Теодоро.
И перечитывая, понимая все лучше, вспоминая все ярче, снова и снова радуюсь встрече – не только в день премьеры, 30 января, но и когда-то в прошлом веке – знакомству, недолгой совместной работе, и счастливому знанию, что есть такой человек, Виктор Попов, который переносит жизнь на сцену, умножает ее отражения, дробит на флюиды ощущения, вынимает суть, посмеивается над пафосом, отмеривает слезы на точных весах искренности.
Мы не виделись несколько лет, и за это время в Каменском родились новый «Дракон» по Шварцу, а также «Ужин дураков» – однако эти дураки и дракон, придуманные Поповым и еще не виданные нами, вовсе не те, каких мы видели в других местах. И потому желанны и ожидаемы – вскорости, так как и Каменское, и театр, и спектакли теперь уж не кажутся столь далекими и недоступными.
Что я запомнила в «Иллюзионистах»? Многомерность. Полисцена. Восхождение к недавнему юбиляру Протазанову, соединявшему в одном кадре несколько действий. Так и здесь, позволю себе назвать мною понятое. Это гардеробная – образы, костюмы, роли… висят на тремпелях, топорщатся. Экран реальности – собственно действие спектакля, иногда в кадре, увеличенное до гротеска. Экран воображения-воспоминания. И маленький мезонин, для откровений.
И экран, и изгиб декораций, и костюмы, на людях из прошлого – эфемерные, а вот халат… хвост… юбка …лохмотья… паричок Канта – феерические, – все это визуализировано и материализовано благодаря художнику Наталье Петен-Ступаковой. Она сидит со мной рядом на спектакле и часто смеется. Белье для главного героя Ниташа собрала перед самым спектаклем… Она талисман режиссера Виктора Попова – и в запорожских театрах VIE, имени Магара, и здесь, в каменском театре.
На сцене два главных персонажа – Казимир Кант, постаревший актер, его играет Анатолий Вертий, и Шарлотта Вальгрен – молодая, черно-белая в чувствах и стилевом решении Ирина Донченко. Кант на ее фоне разноцветный, переливчастый, как Индюк, роль его молодости – и он говорит Шарлотте, помахивая веером-хвостом: «там у меня была сцена, построенная на полном непонимании…».
Вот и фабула обозначена: полное непонимание, с него все и начинается в «Иллюзионистах».
Кроме этих двоих есть доктор (Руслан Куксенко), который опоздал к мнимому больному Казимиру, поэтому о нем позже.
Есть две камеры, с которыми незаметно управляются актеры, проецируя на экран, кроме фрагментов происходящего на сцене, два полноценных видеоролика – ретроспективу ролей юбиляра и подборку кадров с прекрасной Мэрилин Монро.
Конечно, как же без нее? Ведь главный герой, удостоившись краткого диалога с Артуром Миллером, думал при этом только о Мэрилин, вернее, о том, что у них там происходило… в постели.
В спектакле говорится много чего, скажем так, об отношениях полов.
ШАРЛОТТА. Все мужчины сексуально озабочены? – …КАЗИМИР. …Если хотите, чтобы я ответил коротко, то мой ответ: «да». Да, все мужчины сексуально озабочены. И женщины тоже. – ШАРЛОТТА. Неправда. С женщинами все иначе. – КАЗИМИР. Нет. И в этом вся трагедия.
Совершенно неожиданное ню в начале спектакля, когда Казимир, ожидая доктора, принимает за него писательницу Шарлотту, предваряет не обнажение тел, но обнажение душ – все ближе к пониманию, ближе, ближе, сквозь боль и слезы, сквозь злость и обиду…
Но когда наконец появляется чувство, Кант кричит: «Занавес!» – ибо нет ничего хуже, чем настоящие чувства на сцене, потому пусть там наливают чай в бокалы для виски, пусть плещется красный сок вместо вина… «Стакан рассказывает о своем содержимом. Ну и, безусловно, важно то, как актер пьет! Это, пожалуй, даже важнее всего», – говорит Кант.
Актер – стакан, который расскажет о своем содержимом. Что налито, то и сыграно. Что у меня внутри, такова и я…
И как же много в спектакле оказалось меня.
ШАРЛОТТА (кашляющему Казимиру. – авт.). Я знаю, что вам нужно! Отвар шалфея!
И я пришла к нему с шалфеем. Но он предпочитает его в цветах на поляне. «Лучше бы я убил ее сразу», – писал Марк Твен.
На 15-й минуте Казимир поет «Частица черта в нас заключена подчас…» – и я вспоминаю заметки Михаила Ромма: сильв больше не делают… Прекратился их выпуск …сто лет назад. Сейчас вовсе пришло бесполое бесстрастное время, смс-ками сообщающее любимой женщине, мол, если ты не можешь сама растить ребенка, зачем ты его рожала? Ох, это не по канве спектакля. Или по канве?..
И даже матерное прозвище, которым называет себя Казимир, представляясь Шарлотте (она называет себя Чарли), в моей жизни обозначено – действительно, что нам скажет фамилия Йонсон? Есть более доходчивые определения. Но – здесь опять бунт против бесполо-бесчеловечьего: «Я не могу называть женщину Чарли», – возмущается Казимир.
КАЗИМИР. Так значит, Шарлотта Вальгрен изволила написать пьесу?.. Почему?.. Почему именно пьесу? Ведь это сложнее всего. Почему не роман? Или еще лучше – рассказ? Если уж вам так приспичило что-то написать. – ШАРЛОТТА. У каждой эпохи должна быть своя драматургия. Вечные вопросы должны звучать по-новому для новых людей…
«…Послушайте, – отвечает Казимир Шарлотте, отчаиваясь понять как можно из мести писать пьесу, как вылитым на голову томатным супом можно изменить человека, – вы правда любите театр? Или, может, попросту не любите реальную жизнь? Если бы театр мог менять мир, уж поверьте мне, мы бы давно заметили результат. Мы бы давным-давно жили в лучшем из миров…»
Однако… однако… Шарлотта, начинает постепенно снимать с собеседника шутовскую маску.
КАЗИМИР. …Актер, который плачет настоящими слезами на сцене, это… непрофессионально! – ШАРЛОТТА. А какими слезами плачете вы? О чем вы думаете, когда держите на руках мертвую дочь?
…Будем читать дальше?! – срывается Казимир.
…со временем я вроде как и забыл, что у меня есть дочь. Звучит ужасно, но так оно и есть. Но знаете что? Перед тем, как умереть в «Короле Лире», я думаю о ней, каждый вечер пытаюсь представить ее перед собой, чтобы поймать нужное настроение.
ШАРЛОТТА. Вы используете ее?
КАЗИМИР. Пытаюсь. Но у меня никогда не получается, потому что я не помню, как она выглядит.
И я знаю людей, забывших, как выглядят их дети…
Еще немного цитат и мыслей:
«Мои герои вообще не пьют», – в жизни все за них выпили их отцы или дети.
«Я понимаю Еву, я очень хорошо ее понимаю… А Адама? Адама вы понимаете?» – как бы разобраться с Адамом, женатым не на Еве, а на собственной матери?
«Ничего – это главный реквизит на сцене», – как невесома искренность, как неуловима.
«Настоящего следует опасаться…» – особенно если это кровь и смерть.
Однако я забыла о докторе, который должен озвучить свой приговор.
ШАРЛОТТА …Все эти вялые, якобы хорошо воспитанные обыватели, которые сидят в зале и якобы «умеют отличить иллюзию от действительности», – вот их-то я и хочу встряхнуть как следует. Я хочу тронуть их, проникнуть в их самые потаенные уголки. – ВРАЧ. Похоже на изнасилование…
Обиженный, он уходит, унося раздавленные Шарлоттой пирожные…
КАЗИМИР. Не следует презирать простых людей – ведь мы играем для них. Мы что-то делаем на сцене, и это заставляет их отчетливее разглядеть их действительность. Мы называем это искусством. Им это необходимо, нашему доктору тоже, хотя сам он об этом не догадывается. Но, кроме того, мы делаем что-то такое, что заставляет их забыть о своей действительности – мы называем это развлечением. Это им тоже иногда нужно.
Понимание приходит. «Мы с вами одной крови, вы и я. – говорит Казимир Шарлотте. – Вы только вступаете на манеж. А я уже выхожу». Похоже, он таки согласен взяться за ее пьесу.
ШАРЛОТТА. Бог – отличная роль для вас. – КАЗИМИР. Эгоистичный, лживый и сексуально озабоченный?.. …Старый озлобленный эгоцентричный шут? ШАРЛОТТА. Вот-вот. И очень трогательный.
Шарлотта отдает Казимиру рукопись. Они чокаются, Казимир выпивает и открывает рукопись, чтобы начать читать. Шарлотта неожиданно останавливается и смотрит на свой стакан: «Послушайте, если в театре все иллюзия и нет ничего реального, что вы наливаете в стакан, когда пьете чай?»
И тут уж занавес окончательно оставляет нас по эту сторону сцены, жизни… выбора решений, дорог, мыслей…
Инесса Атаманчук, фото автора и Николая Барышева
послесловие
Недолгая встреча с режиссером и дала мне подсказку перечесть пьесу, однако – настоящее прятать, очевидно, принцип Бенгта Альфорса – ничего личного я о драматурге не нашла, кроме того, что рожден он в 1937 году, списка пьес, и фотографии жены.
«Драматург Бенгт Альфорс – еще и актер, он сам играет, сам пишет… У него очень классные пьесы…» – сказал в антракте Виктор Васильевич.
А на наши восторги по поводу игры главного героя, Анатолия Вертия, Попов заметил: «Ради него я это все и делал… Ведь он после училища в 19 лет как сюда приехал, ни один сезон не пропустил. 41 год в этом городе, в этом театре… это подвиг…»
П.С. Спектакль не только для юбиляра, хотя трудно придумать подарок для актера замечательнее бенефиса в «Иллюзионистах. Спектакль про нас и для нас.
Следующий — 27 марта.
Официально
Театр им. Леси Украинский м. Каменского. «Иллюзионисты».
Иллюзия комедии в двух действиях по пьесе финского драматурга Бенгта Ларса Альфорса
Премьера состоялась 30 января 2021
Режиссер-постановщик, музыкальное оформление – заслуженный деятель искусств Украины Виктор Попов
Художник-постановщик – Наталья Петен-Ступакова
Режиссер видеоинсталляции – Евгения Соломоненко
Дизайнер графики – Иван Малахов
Художник по освещению – Юлия Дубас, Анатолий Шрамко
Запись фонограмм, звукорежиссер – Константин Доронин, Владимир Скороход
Действующие лица и исполнители:
КАЗИМИР КАНТ – заслуженный артист Украины Анатолий ВЕРТИЙ
ШАРЛОТТА Вальгрен – Ирина ДОНЧЕНКО
ВРАЧ – Руслан КУКСЕНКО
ФАНТОМЫ – Владислав ИСАЧЕНКО, Маргарита ОПАШНЮК
