Каждый мой визит в семью запорожского художника Матюшенко проходил по одному сценарию. Мы пили чай. Я расспрашивала о том, чего не поняла в прошлую беседу. Нить воспоминаний снова наматывалась или разматывалась, как клубок. Я понимала, что в этих наших разговорах я изучаю историю Второй мировой войны – и не по учебникам, и не по выступлениям ветеранов на пионерской линейке… А по тому, что прожито и много раз обдумано настрадавшимся от войны искренним человеком.
И вот, делюсь теми текстами, которые удалось сверить с автором. События под Сталинградом были опубликованы в предыдущих фрагментах воспоминаний. Продолжу воспоминаниями об освобождении Беларуси и севера Украины. 1943 год.
“Позже наш госпиталь перевели под Курск. Это был даже не госпиталь, а часть выздоравливающих.
Получше мне уже. Товарищи просят меня: Леша, нарисуй меня… – я и рисовал.
Подходит командир роты: о, неплохо получается. Ты карту можешь перерисовать нам? Я: давайте попробую. Только дайте мне карандаш, тушь, циркуль, линейку…. Ну, ладно, говорит, достану я тебе.
Куда-то он поехал, в школу, нашел мне инструменты. И я сел рисовать карту – копирую по клеточкам по два сантиметра, в клеточке – четыре километра, и я перерисовываю в точности, все проставляю.
Смотрю – тень упала на мою работу: стоят надо мной капитан и подполковник. Говорят: неплохо получается. Спрашивают: «Какая у тебя военная специальность?» – «Пехотинец», – говорю. – «Хочешь в артиллерию?» Я сказал, что и не знаю, как подходить к этому орудию. – «Научим. Как фамилия?»
Записали. На следующий день пришла машина от 299-го артполка 194-й стрелковой дивизии 48-я армии, первый Белорусский фронт – забирать майора и подполковника. И меня тоже с собой взяли. Это было лето 1943 года.
Первый украинский город, который мы освободили – Новгород-Северский Черниговской области. Из-под Курска наши начали прорываться к Днепру, а мы на севере Украины освободили несколько деревень и думали, что нас готовят на Киев.
Освобождали мы села украинские, и я видел, как забирают ребят в армию – молодых, 15-16 лет… мамы плачут, дорога мокрая от слез матерей. И … до первого населенного пункта. Там бой – и сразу вот этих малых – в атаку. Немцы били их сразу же. И все матери знали, где чей погиб – часто недалеко, на следующем хуторе.
Я служил в распоряжении командира дивизиона [это в пехоте – батальон, а в артиллерии – дивизион]. Дивизион состоит из трех батарей, в каждой батарее – четыре пушки. Пушку обслуживает три-четыре человека. А я со специальный устройством – такой рогатый бинокль, наблюдаю за передним краем, снимаю показания – где по какому ориентиру немецкие огневые точки, пулеметы. Снимал данные, записывал ориентиры. Я был топограф-вычислитель.
Я наблюдаю за передним краем. Направил буссоль на пулемет – и записываю направление на него, потом передаю данные. В темноте по вспышкам определяю наши орудия, и тоже записываю данные. Потом передаю данные командиру дивизиона, он по карте смотрит и определяет направление – угол, по которому можно вычислить огневые точки противника.
И так вторую «Медаль за отвагу» я получил в Западной Белоруссии. Было так, – и мой собеседник рисует план. – Вот деревня. Тут овраг. Домики стоят. Мы вышли как-то сюда, и вот тут высотка, и на высотке тут лесок стоит, деревья небольшие. И мы вырыли тут ямку и стали просматривать поле перед ней. За полем немцы. На поле стоят стога – убранное сено. А тут наша пехота залегла. Молодые ребята, видно, набрали недавно. Они тут установили пулеметы… а я тут наблюдаю.
Командир шестой батареи пристреливает орудия к бою. Первый прицельный снаряд. Дает направление и говорит: один снаряд – огонь. Снаряд лег возле леса. Немного не долетел. Отдает телефонисту команду: запишите координаты, термины специальные.
Прицел такой-то, дальность такая-то. Цель, помню, два. Я запомнил цифры. А я стою рядом с ним, командиром, все запоминаю. Память у меня была чудесная. Я все запоминал. А тут немцы открыли огонь. Снаряды как начали рваться возле нашей высотки! Они нас тоже заметили.
И командира батареи ранило в голову, кровь течет… его ребята перевязали и четыре человека понесли его в полковую санчасть – рядом была траншея и они понесли его свободно. Я остался один на высотке. И вижу: немцы готовятся к атаке. Как ударили по нашим пехотинцам! Избушки загорелись, дым повалил.
И вижу я через дым: идут немцы. Человек 30 с автоматами. Наши пулеметчики внизу, им снизу стрелять неудобно, пули в землю идут. И они начали отступать, побежали по оврагу. А тут тоже немцы, небольшая группа, наши окружили их. И свои решили их освободить: прорваться сюда, чтобы их выпустить.
А я стоял и думал: я же только получил партийный билет. Говорю телефонисту: шестая батарея, к бою, цель один. Там уже знают, куда направлять. Орудия стоят позади нас, в глубине, здесь только пункт наблюдательный. Ну и через лес – туда – выстрелили все.
Ну и я немного влево взял. Мне надо было бы дать команду: левее, 0,5. Ну, ладно, думаю, я помню.
Стог – два. Я телефонисту говорю: прицел два.
Они там настраивают все. А я сам жду, когда немцы подойдут к этому стожку. И когда метров десять им оставалось до этого стожка, я командую: батарея, пять снарядов, огонь. И они как шарахнули двадцать снарядов!
Стог загорелся, стог горит, земля метров на десять подымается. Дым идет. Смотрю: немцы бегут назад. И наши пехотинцы увидели, что немцы повернули назад, стали выскакивать сюда, на более удобную для них позицию. И так мы эту атаку отбили.
Я стою довольный: думаю, оправдал я свое звание коммуниста. Наши смогли занять лучшую позицию, и немцы, как были в котле, так в котле и остались. Я слышу: «Молодец, товарищ сержант! Леша, молодец!»
Поворачиваю голову: капитан Васин, наш парторг дивизиона, он меня Лешей называл. Хорошо ты с ними расправился. Недаром я тебе рекомендацию в партию давал. Я предложу командиру дивизиона представить тебя к награде.
И тут телефонист говорит: Леша, тебя командир дивизиона. И трубку мне дает. Я: «Слушаю, товарищ капитан». А он: «Ты! Твою мать, – и матом на меня! – Ты что, – говорит, – по двадцать снарядов выкидаешь??? Думаешь, у нас снарядов много? У нас до Берлина еще ой-ей-ей сколько, а снарядов раз-два и обчелся. Я тебя накажу».
Я говорю капитану: «Владимир Герасимович, видите как: я уже выговор получил». Он говорит: «Дай трубку». Я ему дал трубку, он командиру дивизиона говорит: «Он молодец, отбил атаку, немцы драпают только так. Я хочу предложить его наградить орденом Красной Звезды». Что-то они там переговорили, и спокойно он положил трубку. Говорит: «Пойду я до командира дивизиона…» Вернулся и говорит после: «Командир дивизиона очень недоволен, что ты 20 снарядов выпустил» – «Я же не по воробьям. Пусть пойдет, посчитает, сколько там лежит немцев…» – «Ну, – говорит, – ничего, он, кажется, с этим согласился, ты медаль получишь за отвагу».
Как эта местность называлась, я уже не помню, это было в Белоруссии, вблизи границы с Польшей.
А на другой день нас собрали на поляне, тут возле пушек, и командир дивизиона мне вручил медаль. Вот так я получил вторую медаль «За отвагу». А первую получил еще под Сталинградом, под Сиротинской, в 1942 году…”
Инесса АТАМАНЧУК, фото Сергея ТОМКО
