Перелистывая страницы соцсетей, задержался на фото, обнародованном пресс-службой Запорожской епархии. На нем – серьезного вида священник в окружении прихожан. Внимательно присмотревшись, узнал священника. Для меня он – просто отец Олег. А подпись под фото сообщала о том, что он – настоятель храма Рождества Божией Матери города Каменка-Днепровская, благочинный Каменско-Днепровского церковного округа, митрофорный протоиерей Олег Чиквашвили. Очень серьезно) У него, кстати, сегодня, 4 февраля, день рождения. «Жители города и все прихожане, – говорилось далее в подписи к фото, – сердечно поздравляют его с этим событием».
С днем рождения, отец Олег! И тут я поймал себя на мысли, что не знаю, чего в таких случаях желаю священникам… Пожелаю-ка я тебе, батюшка,
СЧАСТЬЯ!
*
«Когда за мной защелкнулись тюремные двери, я понял – отсюда можно не выйти» – так называлось мое давнее – 2006 года, интервью с отцом Олегом. Он в то время – после того, как снял погоны следователя Мелитопольского горотдела милиции, служил священником в храме, расположенном на территории колонии строгого режима.
– Что вас больше всего поразило? – – полюбопытствовал я.
– Бряцанье замков! Это был для меня новый звук. Когда я впервые зашел на тюрьму и за мной защелкнулись двери, я понял: отсюда можно не выйти.
– Обитатели колонии как вас встретили?
– Поначалу я увидел серую массу: они все были для меня одинаковыми. Это я сейчас понимаю, кто есть кто – по их виду, по биркам нагрудным.
– Долго вы искали общий язык с осужденными?
– Вы знаете, для многих из них священник – как луч света, как отдушина, вне зависимости оттого, насколько верующий тот или иной осужденный. Некоторые из них мне прямо говорят: батюшка, я не хочу здесь находиться. Выйду на свободу, приложу максимум усилий, чтобы больше сюда не попасть.
– Это искренне говорится?
– У меня сидят рецидивисты – особо опасные преступники.
– …которые привыкли врать?
– Нельзя сказать, что они врут! Имеются примеры: люди, возвращаясь на свободу, с верой принимали православие и с верой дальше утверждались в жизни – посещали храм, участвовали в церковных начинаниях. Но есть и такие, кто посещение церкви тюремной расценивает как лишнюю возможность побродить по территории зоны. Вместо того, чтобы сидеть в бараке.
– Таких большинство?
– Ни в коем случае! Такие люди в церковь заглядывают пару раз, и то – в надежде, что их батюшка салом угостит. К сожалению, встречается и третья категория осужденных – они откровенно заявляют: нам тут нравится! Да и делать ничего другого, кроме как воровать и обманывать, мы не умеем! С такими работать очень тяжело. Господь ведь говорит: кто имеет уши – услышит. А они, имея уши, не желают слышать.
– Ну и пусть не слышат! Вам-то что?
– Как это что? Священник, по большому счету, как раз и приходит в колонию для того, чтобы исправить таких людей. А не тех, кто желает сам исправиться – таким достаточно немного помочь.
– В колонии знают, кем вы были?
-Уже, да.
– Отношение к вам изменилось?
– Не думаю. Меня изначально могли воспринимать как опера, переодетого в рясу. Но я сразу объявил: с администрацией не имею никаких контактов, кроме административных. Все, что мы обсуждаем в храме, – не выносится за его пределы.
– Нужен ли вообще храм в тюрьме?
– Нужен! Раз есть люди, жаждущие слова Божьего. Я уже говорил: общение со священником для многих осужденных – как отдушина. Батюшка ведь не требует, чтобы они руки держали за спиной. Он единственное предлагает: давайте молиться, чтобы быстрее выйти отсюда.
– Администрация не пыталась из вас сделать – ну, как бы поприличнее выразиться – осведомителя, что ли?
– Никогда! Мне с самого начала было объяснено, чего я не могу проносить на территорию колонии. Я сказал: знаю об этом.
– А соблазн был что-то пронести тайно? Не поверю, что осужденные к вам не обращались на сей счет с различными просьбами!
– Мы сразу договорились, что письма заносить и выносить я не буду. Но знаете… в колонии отбывают наказание хлопцы-ореховцы, с которыми я жил в одном дворе. Когда у них умерла мать, а сообщить им об этом было некому, я пошел к ним в локальную зону с этой трагической вестью: вашу маму, мол, я похоронил три дня назад. Нарушением серьезным этот поступок не считаю.
– Как выглядит тюремный храм?
– Это довольно просторная комната – одна из комнат административного здания – расписанная самими заключенными.
– А вы еще, насколько я знаю, являетесь настоятелем храма в Малой Токмачке?
– Да, Свято-Вознесеновского.
– Наверное, вам иногда приходится слышать разглагольствования скептиков: зачем, дескать, ты якшаешься с людьми, у которых руки по локоть в крови, что вы отвечаете?
– Но ведь и Варавва, вспомните, распятый вместе со Спасителем нашим, отнюдь не святым человеком был. Важен не тот факт, что ты делал зло, а тот, что ты принес искреннее покаяние и осознал свою неправоту. И после осознания стал… не творить добро даже, а приумножать его!
*
Честно говоря, с удовольствием перечитал ответы своего собеседника. Он очень искренний человек он. Батюшка. Отец Олег.
Владимир ШАК